– Давай меняй. Застоялся.
Выпрыгнула. Женька, подобрав полы шинели, протиснулся в выкопанный узкий прямоугольник. Неуклюже поддел землю – шло туго, начинался глинистый слой.
– Земляков, ты змэрз, чи шо? Шинель мог бы и скинуть.
– Не могу, – пробурчал Женька, врубаясь лопаткой в тяжелый грунт. – У меня, Кать, штаны порвались.
– Надо же. А иголку с ниткой ты потерял?
– У меня поперек лопнули, – Женька на миг выпрямился, глянул на командиршу. – Ты не нервничай, пожалуйста. Я сейчас приноровлюсь. А со штанами потом что-нибудь придумаю.
Катрин смотрела молча. Глаза зеленые мерзлее земли весенней.
День начался хуже некуда. На рассвете загрохотало, сразу на севере и западе. И воздух загудел. Отвратительный был день. «Ривьера сраная», – как выразилась начальница. Нависала бледно-голубая, бесконечно прозрачная прорва неба. Из которой пикировали и пикировали «лаптежники».
Бомбили район городского парка и ипподром. Здесь, ближе к Рашкиной даче, самолеты проходили на высоте, перестраивались для атаки. Вспухали редкие облачка разрывов зенитных снарядов. Силуэты «Ю-87» тянулись на юг, тут же над городом появлялись новые. Грохотало. Женька понимал, что у немцев не может быть столько пикировщиков, – не могут же существовать тысячи этих неуклюжих с виду, неистребимых самолетов. Просто немцы очень организованно работают. Черт, да какая там организация?! Вот они – волна за волной. Бессчетно. Тысячи.
Истребителей сопровождения видно не было. Что-то носилось в вышине, едва слышно стрекотало. Дважды появлялись наши штурмовики. Женька видел звенья ширококрылых машин, проскакивающие над крышами домов. Шли туда же, на север, к Белгородскому шоссе. Игрушечно стучали авиапушки, смутно грохотали бомбы и разрывы «эрэсов».
Еще далеко.
Женька с разведчиком прислонял к борту полуторки пролет дряхлого забора – маскировка фиговая, но при беглом взгляде с улицы машину не заметят. «Т-60» прятался в соседнем дворе, броню загромоздили срубленными ветвями яблонь, – приземистая танкетка казалась еще одним ветхим сарайчиком.
Тень возникла над головой совершенно неожиданно, практически беззвучно – широко распластанные крылья, неряшливо торчащие у пробоин лохмотья дюраля, медленно вращающийся винт. Шуршание воздуха, свист. От плоскостей что-то отрывалось, отваливалось. «Ил-2» промелькнул предсмертной тенью, едва не зацепив трубу домишка, замершего на противоположной стороне переулочка. Через мгновение земля под ногами дрогнула, утробно и сильно громыхнуло. Женька видел сквозь ветви вспухающий дым: самолет рухнул где-то у Пролеткультовского проезда. Поверить невозможно – казалось, тень самолета еще скользит по тесным дворикам. Нет, это клочья дыма колыхались на солнечном диске.
Катрин перепрыгнула через соседский заборчик – зубы стиснуты, почти некрасивая – тоже видела.
– Чего встали? Работаем…
Сейчас Катрин молча сидела на корточках, прижимала к плечу корявый черенок лопаты. Женька пыхтел, выбрасывая наверх землю, часть комьев сыпалась назад, норовя угодить за шиворот.
– Ступеньку сделай – выпрыгивать трудно будет, – пробурчала командирша.
– Да чего, я так вымахну.
– Не тебе роем, – Катрин принялась прихлопывать-трамбовать бруствер. – Связисты до нас, долговязых, еще не доросли.
Женька изобразил приступок-ступеньку, утоптал ногой. Начальница ухватила за ворот, помогла выбраться – шинель затрещала.
Катрин выругалась:
– Сыплется? Вот херня. У меня гимнастерка тоже как кисейная. Давай полы задери, глянем, что с портками.
– Кать, может, я сам как-нибудь? – неуверенно запротестовал Женька.
– Поворачивайся, поворачивайся, не к проктологу пришел. И сними это пальто дурацкое.
Женька со вздохом расстегнул шинель. Имелись подозрения, что штанами процесс разрушения не ограничился. Перенос «импортного» имущества в «кальку» всегда был связан с риском. Ткань разрушалась относительно медленно, но… Нехорошо, если именно теплые кальсоны в первую очередь эффект и поразил.
– Портки на выброс, – констатировала начальница после тщательной оценки повреждений. – Разве что денек еще протянут.
– Кать, а…
– Светишься, но не сильно. Не обмирай – легче воевать будет. Я тебе предлагала бельишко сменить.
– Оно же немецкое было, и не очень…
– Не очень стираное? Земляков, в этом вопросе можно и должно быть беззаветным интернационалистом. Чешешься?
Женька вздохнул. Укусы насекомых терпеть было можно, вот только отчего паразиты о себе напоминали так неожиданно и в самые неуместные моменты?
– Держись, – с неожиданным сочувствием сказала Катерина. – А со шмотками придумаем что-нибудь. Тебе пока нужно строевой вид сохранять.
Женька кивнул. Сама начальница имела вид боевой, подтянутый – в короткой телогрейке, с ремнем, отягощенным подсумками и ножнами со штыком. О командирском звании только облезлые «кубари» в петлицах напоминают. Шаровары на коленях прохудились, но почти у всех военнослужащих форма ободралась – не первую неделю в бою. Наступление, потом оборона…
– Да ничего, я как все, – Женька принялся очищать саперную лопатку от глины. – Что нам еще нужного сделать?
Нервничала начальница, и Женька ее понимал. Батальоны дерутся под бомбежками, сдерживают немцев, капитан работает в штабе, готовит фрицам сюрприз. Вечером начнется. А тут сиди без дела. Катерина уже кусаться готова. Нервная дама всегда опасна, а уж такая, как госпожа Мезина…
– Не ерзай, – пробурчала начальница. – Пошли, обед связистам организуем да штанцы твои подштопаем. С хозяйкой поговорим…